Все личные записи — on hold, я спрятан за рябью рабочих коммуникаций. Открыл файл, куда бросаю мимолетные озарения о текстописании, за лето накопилось девять штук, каждое тянет на отдельный текст, но когда их писать-то, а? Повешу так, короткой гирляндой с балкона.
Текстом мы создаем пространство для читателя. Текстом без подробностей телепортируем читателя в пустоту. Обобщения — как вакуум: существуют, малоинтересны.
Синтаксис — кости, лексика — мягкие ткани. Внутренние органы — это разные приёмы, внешние покровы (кожа, волосы, ногти) — это графика букв и звучание. «В человексте все должно быть прекрасно».™
По-настоящему хорошие тексты — это решенные сложные задачи, сложные уравнения. Я работаю свою работу, чтоб лучше понять, как такие уравнения устроены.
Я учу людей лучше обращаться с буквами. Сотрудник буквопарка? Буквариума? Petting letters in a petting zoo.
Лето'17: сейчас думаю, что главное текстовое зло — избыток сущностей (выражаются, конечно, существительными). Режешь лишние и всю их морфологическую обвязку — хоп, магия!
Когда вводим людское измерение (человеческую историю) в текст, делаем его более соразмерным читателю. Как есть города с архитектурой, соразмерной человеку, а есть такие, где ощущаешь себя муравьём. «Масштаб по умолчанию».
Чтобы хорошо писать о предмете, нужно знать предмет. Чтобы хорошо писать для людей, нужно знать людей.
Оптимизация художественного — его же деоптимизация, ухудшающая результат. Экономить средства вроде и разумно, но удивить привычным нельзя, жизнь ≠ конвейер, рацио не летает. Подробнее объяснено Шкловским.
Если текст в тебе вызревает, надо самому быть и зерном, и почвой, и удобрениями, и погодой. Садовником тоже.
Тимур Аникин, двадцать второго сентября 2017 Рисунок: SEVG/Shutterstock