На греческий остров Закинф я летел с пересадкой в Праге, где впервые в жизни напоролся на пустующий transfer desk. Ночь, все чехи сладко спят, кроме авиапогранцов, не пропускающих меня, потому что нужно же билет иметь... а дают его на transfer desk, где никого. Кое-как пробившись через всех кржмеликов и вахрумок, я встретил рассвет у иллюминатора, а потом встретил Ивана у крошечного аэропорта Закинфа.

Едем в бухту Агиос Николаос, где всем заправляет (буквально: заправляет яхты топливом, людей в ресторане — едой и т.д.) старый знакомый Ивана, Димитрис. Знакомлюсь с командой, уже отплававшей свой маршрут — Виталий, Ирина, Лена, очень приятно, очень приятно — и иду к Димитрису завтракать.

10 утра, и уже припекает. Одалживаю у девушек солнцезащитный крем, поскольку мой опрометчиво большой тюбик присвоили кржмелики и вахрумки аэропорта имени Вацлава Гавела. Пора знакомиться с яхтой: бермудский шлюп с неожиданно болгарским названием KO SAMET TOREKOV, 11 метров, 15 тонн, грот, стаксель, мотор, 4 двухместные каюты. Я везучий — захватываю целую каюту.

Расслабленно собираемся (самолеты домой у ребят только завтра) вместе поехать на некий пляж, но тут шкипера настигает кармы бумеранг. Cказал в интервью Оле «Нужно хорошо разбираться в механике, электрике, не брезговать своими руками залезть в забитый унитаз и отремонтировать его...» — и вот обнаруживается, что Лена только что вылила в корабельный гальюн осадок из утренней чашки кофе. Вопреки правилу «не кидай в гальюн того, что перед этим не съел / не выпил». Моторизованный корабельный унитаз сразу же объявил забастовку.

— Ну это же не я буду чинить, а судовой электрик за 200 евро, понимаешь?
— Понимаю...

Капитан хмурится, на Лене лица нет. Меж тем — суббота. В Греции. В маленьком поселке. Популяция электриков-энтузиастов очевидно невелика. Хмурый Иван таки берется за разборку унитаза, Лена стоит рядом и молча страдает, остальные дуют пиво или просто дуют, придумывая шутки про кофе длительной ферментации.

Когда кофе извлечен обратно, и всё трижды проверено, выясняется, что отказал не только унитазный моторчик, но и другая электрика яхты. То ли замыкание началось с сантехники, то ли случилось совпадение, то ли ещё что. Иван ненадолго мрачнеет почти до уровня Лены: новые клиенты прилетают вечером в аэропорт Кефалонии, соседнего острова, и надо их там забирать. После длительных консультаций с Димитрисом таки вызываем электросантеха. Поездка на отдаленный пляж откладывается.

— Вань, чего пока делаем, хуёвничаем?
— Ну да, хуёвничаем.

На Агиос Николаос есть свой микропляж, совсем рядом, шагаем с Виталием туда. Вода выглядит раза в три красивее привычной черноморской. После долгих конверсионных оптимизаций, веб-аналитики и прочей зауми — то, что нужно. Ныряю смывать налипший трудоголизм. Вскоре Иван пригоняет надувную доску («сап», sup, stand-up paddle), и я опытным путем выясняю, что стэнд-апы на доске — это для безветрия, а когда в тебя дует, то лучше ложиться на живот и грести не веслом, а руками.

Обед. Как ценитель жанра «еда мужская, пол-килограмма» беру мусаку, запиваю её холодным пивом, прекрасно себя чувствую, — это тебе не Wordstat и Adwords грызть. Электрик не спешит, электрик понимает. Болтаем с ребятами, я узнаю, что они-то почти всю прошлую неделю мерзли. Задумчиво поправляю кепку, без которой я утром пошел на пляж и едва не словил солнечный удар.

Вечер. Электрик появляется, что-то исправляется, но не всё необходимое. Выдвигаться на Кефалонию в любом случае уже поздно, новая группа, прилетев, переночует там в отеле, а мы ужинаем. Я раздумываю, не взять ли котопойло (KOTOПOYЛО), но выбираю бургер. Бургер оказывается двумя котлетами без хлебного эскорта.

— Ну это ж Греция. — Подозреваю, что у Ивана это одно из любимых объяснений.

А котлеты хороши. Пьем легкое домашнее вино и пытаемся угадать возраст Димитриса. Ира ставит на 42-45, я на 39. Когда удается задержать сверхподвижного Димитриса и насмешить его этим, выясняется, что ему 35. Солнце «этойжгреции» кожу не молодит.

Когда вина, по ощущениям, уже достаточно, чтобы сгладить вечернее похолодание, снова ложусь на доску и угребаю к выходу из бухты, чтобы погулять по изолированному островку. Но нет, по периметру каменный забор, кое-как высадиться можно, но доску вытащить трудновато. Размышляю, не выйти ли в открытое море, потом вспоминаю, что здешнему течению вполне по силам устроить мне ночевку на волнах. А то и две подряд. Разворачиваюсь, в сумерках прогребаю 150-200 метров против ветра, окончательно трезвею, устаю, возвращаюсь в таверну дегустировать тентуру, местный травяной ликер.

Перед сном читаю второй том рифтерской трилогии Питера Уоттса — о киборгах-глубоководниках посреди душного технологического постапокалипсиса. Чего-то более неподходящего к июньской Греции придумать просто нельзя.

Ира уезжает в аэропорт ночью, Лена садится на кефалонийский паром утром, Виталий долго пытается что-то понять про автобусы до Афин, но в итоге, вдохнув духа странствий, уезжает автостопом. А с того же парома сходят новоприбывшие яхтожители — Яна, мама Яны Наташа и родители Наташи — Юрий Николаевич и Елена Викторовна. Выдвигаемся на первую морскую прогулку.

Море спокойно и солнечно, идем вдоль величественных скал, соседствующих с другими величественными скалами. Перевариваю вместе с завтраком новые знания — утром шкипер показал, как швартовать и отшвартовывать лодку, поднимать и опускать якорь, привязывать кранцы. Кранцы, утка, клюз, леер, булинь, другие новые слова. Видимо, теперь я могу считаться юнгой.

Трафик тут оживленный: яхты, катера. Направляемся в малоизвестную уединенную бухточку, но и там, к явному неудовольствию Ивана, уже пришвартовалось нечто под турецким флагом.

Клуб доско-наездников расширяется.

Сначала косплею Наташу, вслед за ней исследуя темную пещеру (отличный холодильник, но неглубокий), потом через вот эту сквальную скважину уплываю в соседний заливчик — безлюдный, с пляжем из отшлифованных округлых камешков. Очень уютно. Досадую, что не рискнул взять камеру, приходится снимать телевиком издалека, когда уходим обратно на Закинф. Фото не передает:

Впрочем, у таких уединенных райских пляжей есть особенность: тебе на голову может упасть райский кусок райской скалы. Потому, видимо, и безлюдно тут.

По пути к Агиос Николаос бросаем якорь еще раз, чтобы заглянуть в главный закинфский аттракцион, blue caves. Тут весьма оживленно, очередь желающих, судорожно вспоминаю, как снимать в сложных световых условиях, — до Закинфа три года свой «Кэнон» в руки не брал.

Иван и тут умудряется показать на игнорируемое туристами место. Забираюсь в длинную каменную кишку метров на 20-25, отдаляясь от солнечного света. Если нырнуть, дно становится намного светлее, выныриваешь — темно. Странно. У выхода замечаю в полумраке прилаженную на скальный выступ щётку от швабры. «Мимо каменных отверстий я без шуток не хожу».

Пока добрый Морозов помогает каким-то соседним бедолагам оторвать от дна застрявший якорь, я замечаю стайки местных ершей. Юрий Николаевич оживляется, разговор переходит на рыбалку, тунцов размером до локтя etc. Возобновляем движение к Закинфу, Наташа достает свежекупленную bluetooth-колонку, я достаю из спотифаевых запасов Carbon Based Lifeforms, в открытом море они звучат ещё лучше привычного.

Капитан крутит штурвал, изучает какие-то навигационные аппы и обещает вечерний шторм (сбылось, но не на нашей стороне острова). Я обнаруживаю, что теперь солить еду не обязательно: не хватает соли — просто лизни своё плечо или запястье. Еще обнаруживаю, что с утра ни разу не подумал о работе. Это неожиданнее швабры.

Моя первая швартовка. Нормально, хотя швартов таки провожу не совсем верно, соседи по стоянке, прищурившись, наблюдают, раздолбаем ли мы их суденышки.

Иван, Димитрис и дополнительные греки проводят какую-то масштабную модернизацию яхтенной электросхемы, матеря владельца яхты то заочно, то по телефону (владелец далеко, где-то на Корфу). В конце концов справляются и мы перестаем зависеть от незаряжающейся батареи.

Таверна, рыбный суп, вино и кролик. Жизнь продолжает непрерывно налаживаться. Едем смотреть закат! Машина петляет минут сорок под разговоры о том, как обидно, наверное, сажать все эти оливковые деревья и знать, что на полную производственную мощность они выйдут через 100 или 200 лет после того, как тебя похоронят. Также узнаю о талантах и возможностях местного МЧС: один бейс-джампер, разбежавшись, прыгнул со скалы и вдруг в полете зацепился. Провисел сколько-то, потом его снимали-снимали да не сняли, потом решили попробовать вертолет, которым беднягу и сдуло в могилу.

Приезжаем, безлюдно, сезон только начинается, и у заката пока не толпятся. Вечер красит нежным цветом, тм. Команда выстраивается над N-сот метровым обрывом, чтобы сделать памятный снимок «Безответственные родители». Делаем. Разглядываем корабельный остов внизу.

Корабль, говорят, был контрабандистским. Нелегалов сцапали где-то в 70-х или 80-х, а судно так и бросили.

Тот самый бейс-джампер, даже до 22-х не дожил:

Возвращаемся в потёмках, но все же опознаём толстое черешневое дерево, у которого, на обочине дороги, час назад видели охотников-собирателей. Дерево такое здоровенное, что мне приходится карабкаться. Черешни осталось, увы, немного. Набираю горсть, внимательно слушая собачий лай неподалеку.

Завершается день аттракционом «свернули не туда, блуждаем тёмными поворотами» и несколькими микро-мемами про главную дорогу, которая вот-вот сейчас покажется. Юнге отбой, душ, каюта, койка.

Самый крупный из Ионических остров, наконец, приближается. Делаем крюк, чтобы рассмотреть поближе ту самую винтажную контрабандистскую посудину. Теперь туристы кишмя кишат, и их постоянно подвозят ещё, огромными туристовозками и маленькими катерами. Бросаем якорь, купаемся, гребем к берегу на весельной лодочке, опять купаемся. Кожа-то сама себя не посолит.

Как расслабляются интроверты, не склонные к морской болезни? Сначала долго стоят на носу, уцепившись за такелаж. Потом садятся, свешивают ноги за борт и поддерживают двустороннее охлаждение: сверху пиво, снизу брызги.

Иван предлагает развлечься буксировочными покатушками на доске. Пробуем варианты «лежа», «сидя», «стоя», моделируем сценарий «потеряли шкипера».

Продолжаем путь.

— ... у него осадка метр восемьдесят, а минимальная глубина канала на Левкаде тогда была вроде как два метра. Он считал себя крутым яхтсменом и попробовал там пройти. Теперь стал опытным, больше так не считает. — Иван рассказывает Наташе про их общего друга, которого снимали с мели греческие рыбаки. Под рассказы и мини-лекции («почему в морской миле именно 1853,248 метра», «если идти на моторе навстречу ветру, то вот так поставленный парус немного ускоряет» и т.д.) доходим до первой кефалонийской бухты, она большая, рядом с нами только пара яхт, вдалеке — зонтики пляжа. Снова иду на нос, к якорной цепи.

— Сколько?
— Метров на 20 брось.

Рыба под нами активизируется, симметрично активизируется и Юрий Николаевич: на яхте находится блесна, леска, он забрасывает наживку, я прикармливаю хлебными крошками. Крошки очень даже востребованы, но жрущую их мелюзгу не поймать — крючок слишком большой. А более крупные особи то ли умнее, то ли ленивее и держатся подальше от бесплатного сыра.

Пытаюсь их хотя бы сфотографировать. Фотографироваться тоже не хотят :(

Ладно. Раз пожарить рыбу не судьба, придется ужинать шашлыком.

— Я поеду первым, проверю, нет ли в зарослях индейцев-каннибалов.

Каннибалов не нашлось, взамен нахожу козу, крайне необщительную. Возможно, она слышала разговоры про шашлык и приняла на свой счёт.

Натаскиваю хвороста и камней, чтобы хоть как-то компенсировать тунеядство на борту — Елена Викторовна постоянно готовит на всех, даже посуду за собой вымыть самостоятельно не всегда удаётся. Десантируются остальные, разжигаем, греем баночную фасоль, жарим мясо и овощи. Делим с Иваном на двоих остатки рома. Засиживаемся до темноты, с соседней яхты доносится какое-то бренчание.

— Что там за Олег Митяев пробудился?
— Да вроде пара пожилых англичан. Тут же кругом пожилые англичане.

Перебираемся обратно на корабль. «Корабль», кстати, слово греческое. Как и «гитара» («кифара»), которая, по счастью, бренчала недолго. Команда разошлась по каютам спать, я лежу на палубе с ощущением, что вообще все слова — греческие. Впрочем, думать о языкознании лень, не для того приехал.

Скидываю рубашку и брюки, ныряю с борта, уплываю далеко. Тишина густая как греческий йогурт, только непойманная рыба плещется. У меня четыре источника света: половинка луны, стояночные огни на нескольких мачтах, автофары, горизонтально разрезающие далекую гору, молнии, то и дело выглядывающие из-за другой горы.

Утро. Очередной километр лёжа на доске — и снова поднимаю якорь, а шкипер снова травит:

— Акулы-няньки — единственные, у которых есть гнездо. Мы их шугали, чтоб сфотографировать, прочитали, что они безобидные, а оказывается, что безобидные они, если их не провоцировать...

Швартуемся в порту Сами, возможно, на том же месте, с которого отплывали «кефалленяне» из списка кораблей в «Илиаде». В голове звучит голос кота Матроскина: «это они почему такие воинственные были? потому что у них Интернета не было!». Ну да, ну да, вот если б прекрасная Елена смело стримила...

Длинными нагретыми улицами, удивительно длинными для мелкого городишки, шагаем с Иваном к Спиросу. Классический XXL-грек, Спирос сдает второй этаж своего дома туристам (типично), но мы к нему — за прокатной машиной. Неспешно угощаемся кофе, неспешно рассматриваю цитрусовые деревья — «два урожая за лето», по словам хозяйки — и неспешную домашнюю живность, неспешно подписываем договор аренды, возвращаемся на яхту и неспешно едем смотреть пещеры. К первым попутным пещерам уже успели набежать туристы, кривим носы, едем в другое место.

Пещера понравилась бы мне больше, умерь смотритель на входе громкость своего трёпа с какими-то туристами. Акустика-то пещерная. А так — прохладно, сталактиты [x], сталагмиты [x], желтую подсветку я бы перекрасил.

Умудряемся зайти в таверну, где не подают ни мусаку, ни гирос. Вот это да! Это какие-то неправильные греки, и они, наверное, делают неправильное котопойло. Усаживаемся в соседней таверне, заказываем вино и еду, я смотрю на пушистых акул, которые хищно кружат вокруг соседних столиков.

— Однажды я швартовался в турецком Калкане, — продолжает Ваня какой-то предыдущий разговор, — и увидел, как на отвесном берегу в воде висит осьминог. Тыкаю швартовщику, смотри, мол, чудеса какие. Он схватился за голову, куда-то побежал и через 20 минут уже варил того осьминога в кастрюльке. Я таким предателем себя почувствовал! Вообще же не об этом думал!

Сочувственно киваю, дожидаясь своего осьминога. Жизнь, конечно, несправедлива, но иногда хороша.

Наш сircle of life: море — еда — пляж — море — еда — пляж. Пляж Миртос вроде как лучший на острове и один из лучших в Греции. Может, потому, что очень большой, да еще и с песком вместо камней.

Уплываю метров на 300 от берега, ложусь на спину, наблюдая как парапланеристы шастают через бледное пятно дневной луны. Вокруг никого, звуки с берега не доносятся, сверху высоко, снизу глубоко, время неторопливо как мидия. Выныриваю из медитации почему-то с мыслями о Лени Кларк, подводнице из «Рифтеров», как она там, бедняжка, в недочитанном третьем томе.

На берегу жарко, очень жарко. Грузимся в Спирос-мобиль, вдоль горных отвесов и красивых зарослей катим в городок Асос, основанный венецианцами, а потом, как и вся Кефалония, перешедший к французам, а потом к англичанам.

В Асосе есть аллея-серпантин, ведущая к венецианскому форту где-то наверху. Команда отправляется его смотреть, а мне гораздо интереснее подремать на лавочке. Впечатления новые уже не помещаются.

На пути «домой» наблюдаем вдоль серпантина рекордные количества горных коз, но камеру доставать лень. Поздним вечером гуляю один по пустой набережной Сами, провожаемый презрительными — еды-то не принес — взглядами котиков. Долго сижу на камнях, считая огоньки на огромном лайнере в порту.

Приходим в порт Левкады, где по заливу разбросана куча непришвартованных яхт.

— Потому что стоянка — 40 евро, больше, чем обычно. А вот, смотри, типичная яхта английского деда, небольшая, металлическая, две мачты. Внутри такой — абсолютно всегда английский дед.

Яхта проплывает мимо, показывая кормой, что порт приписки — Ливерпуль. Дед машет нам рукой.

Ненадолго сходим на берег, в кафе, потом решаем, что бухта эта нам не угодна и отчаливаем на «дикую» стоянку, где почти никого.

Капитан катает Яну на доске, я интровертно сижу спиною к мачте. Темнеет. Собранием экипажа принимаем самое сложное решение дня — Перенести Шашлык На Утро.

Воспетый Иваном «знакомый мясник Джордж» не подвел: телячьи рёбра, навязанный к ним фермерский сыр и подаренное домашнее белое, лучший возможный завтрак в этом ландшафте. После — расслабленно гоняю доску туда-сюда по прозрачной воде. Как древнегреки вообще становились такими агрессивными-то? Это же очень сложно в таких условиях. Окажись я там, про меня бы декламировали разве что «Лень, богиня, воспой Тимура, Димитрия сына».

Замечаю рыб и героически решаю снова на них фотоохотиться с доски. Но пока возвращаюсь на берег за камерой, рыбы, конечно, исчезают. Фотографирую воду и камни.

Якорь снова поднимается, мы возвращаемся в порт Левкады, проходим по каналу, — через совершенно азиатский пейзаж а-ля «рисовые поля» — выскальзываем в море за минуту до закрытия мобильного моста, рассматриваем старые крепостные стены и снова поднимаем паруса.

Кручу лебедку, поднимая грот, это готовое кроссфитное упражнение из разряда средне-тяжелых.

— А вот на спортивных яхтах на тебя при этом еще орут «Крути быстрее!». Там некоторые люди всю гонку только и крутят, то туда, то обратно.

Сегодня лекция о морском деле проапгрейдилась до презентации — шкипер рисует на подвернувшихся А4. Я уже выучил, что наш парус на гроте — 80 метров площади, в мачте 16 метров, а из 15 тонн веса яхты три примерно тонны приходится на киль, поэтому даже если она ляжет на бок, то поднимется обратно («хотя чтобы она легла, нужно очень долго делать всё неправильно!»). Но в гика-шкотах, стаксель-шкотах, грота-фалах и прочих 128 видах такелажа я путаюсь безбожно. Удается, впрочем, не путать бейдевинд с фордевиндом — второе достижение после выученного узла «булинь».

Помучив нас теорией и визуализацией, капитан Морозов возвращается в режим «cool stories от Ивана».

— Когда с грузового корабля в море падают грузовые контейнеры, то плавают они на полуметровой глубине. И бывали редкие случаи, когда в такой контейнер врезались килем, а это сразу метровая пробоина в дне — и всё... Такая страшилка для капитанов.
<...>
— Пассаты — это ветер, возникающий из-за того, что Земля вращается, а атмосфера от нее отстает. В ноябре они усиливались, и можно было за 20-30 дней дойти до Америки...
<...>
— Джин-тоник ведь как появился? Матросы не хотели есть лаймы, но без лаймов страдали цингой. Поэтому лаймовый сок начали растворять в судовом запасе джина.

Развлекает нас сегодня и рация. Всего есть три уровня сообщений: Mayday — непосредственная угроза жизни, Pan-Pan — неполадки и поломки, Sécurité — навигационные опасности. Некто Scorpius радирует диспетчеру о sécurité, найденной в море двухсотлитровой бочке. На протяжении нескольких часов диспетчер периодически выпрыгивает в эфир и задает новые и новые вопросы о том, что Scorpius за яхта, как с ними связаться, как выглядит бочка, что за погода вокруг... Инициатива наказуема.

— У меня была чуть более сложная ситуация, когда мы с напарником ранним утром нашли в море труп. Сириец, скорее всего, греки говорили, что в тот сезон много сирийских беженцев не добралось до берега. Сообщать или не сообщать? Если сообщать, то надо будет его забирать же. И проснутся пассажирки наши, а тут — хоп, с нами новое лицо.

Задремав в каюте, пропускаю главное рыболовное событие тура: рыба попалась, но порвала леску. Так как леска была «на 16», несостоявшийся рыбный ужин был минимум восьмикилограммовым.

Вскоре мы уже в бухте Лакка острова Паксос. Кродемся между яхтами как мыш из мема. Я отправляюсь в город сольно, на новый этап пути героя — надо отправить открытку. Не так это просто без Интернета и знания греческого. Когда справляюсь, фотографировать улочки уже лень, просто отмечаю что они привычно тесные, бестолково уютные и ведут, как и положено, от таверны к таверне через редкие сувенирные магазинчики. Платон прав: как лягушки возле воды.

Купаемся. Ужинаем. Вспоминаю мой первый выезд в Грецию, — Афины, моя первая загранпоездка вообще! — как меня восхищали открытые до полуночи уличные кафешки и как я в них пил узо; вдогонку к митболофтелям заказываю и узо. Очень всё же специфическая жидкость.

Гуляем по темноте, катая коляску с младшим помощником шкипера. Видим на прилавке рыб, имена которых не угадать без продавца. Видим придорожные кусты розмарина — сотня-две тысяч рублей, если пересчитывать на московский розмариновый ценник. Видим лодочку размером с обычную весельную, на которую как будто поставили сортирную кабинку, с чувством юмора у владельца норм, назвал «Титаником».

В каюте долго ворочаюсь, заснуть непросто, на берегу гудят допоздна. «It's the first day of the rest of your life!» — надрывается Молко из чьих-то колонок. Ну да, Брайан, ну да, но это же каждый день так, а вот завтра — мой последний день в море, и такое со мной впервые.

— А вот по английским законам, если над судном «Веселый Роджер», — показывает капитан на флаг соседей по бухте, — то их все еще можно обстреливать. Поэтому в Британии так не балуются.

«Роджер», бухта и весь остров остаются позади, я снова вслух надеюсь увидеть дельфинов, мне снова напоминают, что рыбачат здесь давно, рыбы почти не осталось, и дельфины — там, где море сытнее. Но буквально через полчаса...

Кружим, пытаясь подобраться ближе: даже моих красно-кольцовых 200 миллиметров не хватает, чтобы хорошо рассмотреть эту парочку. Подбираемся таки, но играть с нами умные не-рыбы отказываются. Мало ли.

И вот слева Корфу, а справа Албания. Спрашиваю про албанских пиратов, да, еще пару лет назад случались тут налеты на яхты. На нас налетает муха, и мы начинаем гадать, жителя какой страны я только что убил. Албания ближе, но ветер с Корфу, впрочем, если муха в пути уже давно, то могла быть и хорватской.

Иван оставляет меня за штурвалом — тренироваться. Минут сорок с переменным успехом держу колдунчики (флюгеры-веревочки на парусе) горизонтально, чтобы не уйти к албанской натовской базе, но тут приходит штилевое пятно и через минуту одиночный порыв разворачивает яхту носом к Корфу. Ок, снова мотор.

После Паксоса и Левкады старый Корфу на вид — Большой Цивилизованный Город. 24838 жителей по последней переписи!

Сижу на причале, вижу как за деревьями взлетают самолеты (до аэропорта 20 минут пешком и часов через восемь я потрачу эти 20 минут). Я только что отправил последнюю открытку с Центрального Почтамта. Город симпатичный, но жить в такой жаре... как же я в Италию-то собираюсь переезжать с черноморского побережья? Приезжает моторка с двумя микрособаками и стариком в шляпе. После высаживается вся команда, и мы идем гулять.

Много людей, птиц, торговли, людей, старых стен, а также людей. Настоящий фотограф не должен быть настолько интровертом, хорошо, что я не фотограф вообще. Снимаю, как банда голубей подумывает отжать у старого кота поилку. Снимаю фактурных продавцов в витринах и детей в толпе.

Докупка еды и воды в супермаркете, заключительная мусака, холодное тёмное корфянское, а у некоторых еще и десерт. И когда мы отправляемся смотреть старую крепость, оказывается, что после восьми вечера самая интересная её часть уже закрыта. Решеткой ворот. «Вот всегда так со временем, — думаю я, — берёт и заканчивается». Ваня минут пять рассуждает, что наверное можно перелезть, не так уж и высоко. Мы с Наташей любопытствуем, что будет интереснее — найти на другой стороне темного прохода вторую решетку или встретить сторожевых собак. Ну ок, в собак не верим, но и напрягаться-верхолазить не хотим, не по-гречески это.

Возвращаемся осматривать закат и нелепые орудия убийства моряков. И возвращаемся на корабль.

В половине четвертого ночи просыпаюсь и закидываю на плечо рюкзак. Иван тоже уже на ногах. Заводим мотор надувной лодки, у берега долго ищем, где же это чертово место для высадки; ну, повод помахать веслами напоследок. Прощаемся.

Повстречав ноль людей и полторы машины, извилистыми улочками я дохожу до аэропорта, чтобы улететь в Афины, чтобы оттуда улететь в Софию, чтобы оттуда улететь в Варну, чтобы оттуда улететь в Москву, чтобы оттуда рассказать вам это всё.

Закинф — Корфу, 7-15 июня 2019
Текст: Тимур Аникин
Фотографировал тот же Тимур (а его снимали Иван и Наташа).

И эти вот тоже кликабельны: